Правильно подобранное заглавие для книги – половина успеха, это знает любой писатель, а издатель – тем более. Удачное название привлекает внимание потенциальных читателей… а вот внимание цензоров может и отвлечь! Последнее весьма важно во времена, когда свобода слова отнюдь не является главной ценностью.
Русский писатель Александр Николаевич Радищев название для своей книги выбрал более чем удачно: «Путешествие из Петербурга в Москву», а названия глав соответствовали почтовым станциям и городам. О чем подумает цензор, увидев такие заглавия? Конечно же, о путевых заметках – подобных книг тогда издавалось немало, ничего крамольного в них не было, да и что может быть опасного в изложении впечатлений путешественника? Вот так и пропустили в печать творение Радищева – даже не взглянув, что за впечатления изложил путешественник!
Между тем, более умного цензора мог бы насторожить даже эпиграф: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Это цитата из «Телемахиды» – поэмы Василия Кирилловича Тредиаковского. Стихи этого русского поэта многие считали чрезмерно усложненными (в особенности «Телемахиду») и потому не жаловали ни в академических кругах, ни при императорском дворе, так что выбор цитаты из его произведения сам по себе был вызовом (и не только общественному мнению). А если еще знать, о чем идет речь в этих строках… так Тредиаковский описывает наказание неправедных правителей в загробном мире. Кара действительно страшная: вечно смотреть на себя в зеркало – и видеть чудовище!
Подобное «зеркало» поставил Радищев перед своими современниками. Вот автор-путешественник разговорился с крестьянином – его удивляет, что тот пашет в воскресенье. Неужели он не православный христианин? Нет, все гораздо проще: на своем клочке земли он только в праздник и может поработать – ведь в остальные дни он трудится на барина. К такому положению вещей мужик относится философски: в его распоряжении не только праздничные дни, но и ночь, если не лениться – вполне можно прокормить и себя, и шестерых детей, старшему из которых еще не сравнялось десять лет… Впрочем, было бы ошибкой считать этого человека абсолютно покорным «рабочим скотом», каким, вероятно, хотел бы его видеть барин: крестьянин, конечно, не собирается прямо сейчас браться за дубину, но уже замечает, что работать на барина с таким же усердием, как на себя, было бы грешно… есть, о чем задуматься!
Впрочем, не всякий житель Российской империи обречен на неблагодарный труд в поте лица до конца дней – в стране существует то, что сейчас называют «социальными лифтами». Так, во время ночлега в Спасской Полести автор выслушивает рассказ о неком курьере, получившем высокий чин за… доставку из столицы устриц для вельможи, который очень любил это кушанье!
Но, пожалуй, самая острая страница «Путешествия» – это сон автора. Он видит себя государем, восседающим на золотом троне, в окружении подданных, восхваляющих его благие дела. Но вот государь замечает некую странницу – единственную из всех, кто не оказывает ему почестей. Эта загадочная дама, представившаяся глазным врачом Прямовзорой, исцеляет глаза государя – и что же он видит? Ни один его приказ не выполнен, а блестящие царские одежды «замараны кровью»…
После таких речей автору действительно было предначертано «путешествие» – только не из Петербурга в Москву, а в Сибирь, куда Радищев был сослан в 1790 году. Шесть лет спустя его возвратил из ссылки Павел I – не столько из уважения к нему, сколько потому, что Радищева сослала Екатерина II, ненавистная императору мать. Но доступ в обе столицы писателю был закрыт – только при следующем императоре он получил полную свободу и даже вошел в состав Комиссии для составления законов. Александр Николаевич решил, что настал его звездный час: свобода печати, равенство всех перед законом – он добьется, чтобы в России это стало реальностью! Ответом был выговор с напоминанием о сибирской ссылке. Этого Радищев не пережил – в 1802 году писатель добровольно расстался с жизнью приняв яд…
Сегодня «Путешествие из Петербурга в Москву» уже не изучают в школах – и об этом можно только пожалеть. Ведь некоторые наши современники всерьез называют крепостное право «последним оплотом Православия» – и таким поборникам «самодержавия и народности» явно не помешало бы ознакомиться со столь ценным свидетельством очевидца.
