В этом плане мне повезло: участок, ранее принадлежавший заготконторе, а потом отданный под местный кабачок, не содержал никаких следов бурной сельскохозяйственной деятельности местного населения. То есть, на нём никогда не хоронили картошку, не распахивали грядки под морковь и не травили землю всякой химией, избавляясь от сорняков. Земля была девственно нетронута, а посему и не «выработана» до уровня казахстанского солончака.
Посреди участка одиноко стояло вросшее в сухую землю старое крючковатое дерево со странными длинными и буквально закрученными ветками в стиле «Бабетта». Что это за дерево, никто не знал, но листочками оно напоминало иву.
Местные не покупали участок именно из-за этого дерева – им оно казалось больным, а стало быть, и сама земля вокруг него – «нехорошей».
Всё это я узнала позже, а пока с воодушевлением занялась раскопками старых бутылок, выкорчёвыванием «дикого» камня-бута и своими первыми посадками «восадулей».
Видя, что ничего страшного со мной и моей семьёй не происходит, люди осмелели, начали здороваться, заходить посмотреть, как мы делаем ремонт в здании кабачка, спрашивать, скоро ли мы «откроемся», а заодно предложить кое-какую рассаду и дать несколько ценных советов по её выращиванию.
Так у меня появились ярко-жёлтые ромашки с коричнево-сиреневой сердцевинкой, высотой 50-60 см. Мне их отдали, как «Егоркин цветок».
Попав ко мне ранней весной, «Егоркин цветок» бурно разросся к середине мая и так же буйно зацвёл, каждое утро «выстреливая» по 5-6 новых золотых соцветий. Уголок, где были высажены «Егорки» напоминал яркий остров, усыпанный жёлтыми ромашками, словно *мультяшными*, нарисованными.
В этот же год соседка обменяла мне большой довольно пласт с молодыми растеньицами «Фонариков», как их здесь называют, и коих в её палисаднике было сплошное изобилие, на семена голубого льна.
Мне «Фонарики» казались каким-то подвидом высокорослых пионов: на высоких, метра в полтора, крепких стеблях раскачивались такие круглые, плотные, тяжёлые на вид жёлтые с глянцевым отливом шары, что казалось – они должны светиться в ночной темноте!
Молодое приобретение меня не подвело: ближе к июлю и у моих ворот закачались волшебные тяжёлые шары, опорой которым служил верх моего забора. А то, что они по ночам не светились, меня не расстроило совсем!
Среди прочих приобретений ко мне попала и гигантская белая ромашка, которую мне подарили «за рубь, чтоб росло!» Прижилась она великолепно, поднялась до высоты «Егоркиного цветка» и весело перемигивалась с ним вплоть до наступления первых заморозков. «Ой, девка! Осторожнее с этим красавцем!» - говорила я ромашке. Да кто же из молодых сейчас старших слушает! Так и случилось: на следующую весну среди кипельно-белых головок поднялись и золотисто-рыжие, а среди золотого поля то тут, то там мелькнули белоголовики. «Ах, чтоб тебя..!» - посетовала я, но исправлять ничего не стала. Так даже интересней!
- Хозяйка! Хозяйка! – позвал меня как-то не очень опрятный мужичок, когда я ковырялась в своём садике.
- Вот я смотрю, у тебя «Фонарики» уже есть, а «Юлька» не нужна тебе? Тоже большая и красивая!
Как я могла отказаться от большой и красивой «Юльки»?!! Так, за 1.5 пива «Колос» я приобрела уже довольно взрослый куст неизвестной мне, но «большой и красивой» «Юльки». Варварски выдернутый куст, пересаженный на мой участок, проболел недолго, и в августе уже вовсю радовал меня дружными соцветиями сияющего золота на стеблях метра 2 высотой! Вот уж, действительно – «большая и красивая»! Стебли у «Юльки» настолько прочные, что им даже не пришлось искать какую-либо опору, в отличие от стеблей полюбившегося мне «Фонарика». «Юльку» я тоже полюбила всей душой! Мало того, что она мне тёзка, так ещё и красавица! Кажется, что сияние её больших цветов, диаметром 8-12 см., наполняют сад каким-то особенным теплом и светом даже в пасмурные предосенние дни.
Следующий многолетник, высаженный мною вдоль садовой дорожки, был невысок и, я бы даже сказала, скромен. Назывался он «Красная Шапочка». Приживался как-то робко, словно спрашивая: «Я тут никому не помешаю?», зато, когда зацвёл махровыми круглыми макушками с интенсивно-розовым цветом, стало казаться, что вдоль дорожки высажены какие-то чудные мини-розы, всего по 20-25 см. в высоту.
Надо сказать, что все эти мои новые «восадули» приятно порадовали не только своим солнечным цветением, но и тем, что прекрасно ужились с другими цветами и растениями. Даже жеманные бархатцы и строгие астры приняли соседство с «новенькими» без «капризов».
Побаивалась, что вымерзнут зимой, но этого не случилось. Даже если мои цветочки и подмёрзли слегка, то они сами эти потери компенсировали прекрасным самосевом!
А кусты этих многолетников радуют глаз ещё до цветения, настолько они декоративны своей изумрудной, блестящей зеленью: стебли разветвлённые, листочки или овальные, цельные, или такие резные, словно бумажные снежинки. Красота!
Давайте будем честными! Вплоть до прошлого года я и не подозревала, что мои «Егорки», «Фонарики», «Юльки», «Шапочки» и «Ромашки» - это несколько видов одного растения!
Глаза мне открыл случайный человек, когда спросил: «А ты чего столько эхинацеи насажала? Болеете часто?» Видимо, я настолько растерялась от вопроса, что он добавил: «Ну, вот это! Рудбекия! По *медицински* – «эхинацея»!» «Где?» - спросила я. «Ну ты даёшь! Втыкаешь что попало! А вдруг это какая ядовитая дрянь?!»
Тут я уже возмутилась и потащила его по саду.
- Какая же это дрянь?! Это – «Егоркин цветок»!
- Как нет-то! Это – «Голдштурм»! Рудбекия. Эхиноцея.
- А вот «Фонарик»!
- «Фонарик»?! Где фонарик? Это – «Золотой шар» ли «Голдбаль»! Рудбекия. Эхиноцея.
- А «Юлька»?!
- Так это местное название! На самом деле – «Юлиголд». Рудбекия. Эхиноцея.
- А ромашки..?
- Сама ты ромашка! Это тоже рудбекия. Называется «Белый лебедь». Эхиноцея, стало быть!
- «Красная шапочка»? – безнадёжно спросила я.
- Рудбекия «Глориза». Здесь её ещё могут называть «Грёзы» или «Слёзки». Кому как нравится!
Не верить этому человеку я не могла, т.к. знала, что он и его супруга какие-то «ботанические гении», имеющие недалеко от нашего поселения свой ботанический сад-лабораторию, где выводят новые сорта и адаптируют к местному климату уже известные. Он и ко мне-то зашёл по моей просьбе – что-то чёрный абрикос у меня приболел.
Но расстроиться мне "ботанический гений" не дал:
- Смотри, какой ты целебный огород у себя взрастила! Эхиноцея – рудбекия твоя, это же кладезь полезности, ничем не хуже календулы! Разве что чуть-чуть. А вообще они родственники – те же астровые, тоже семейство сложноцветных. И применение в медицине практически одинаково: противовоспалительное, бактерицидное, седативное, мочегонное и спазмолитическое средство!
Теперь мне стало понятно, почему мои «восадули» совершенно не подвергались нашествию вредителей и ничем не болели. Это подняло настроение.
После профилактического осмотра абрикоса, мой гость застенчиво спросил: «А ракиту подаришь? Понимаешь, вдоль реки их совсем уже не осталось, всё заменили тополями – чтобы берег не обмывался. Боюсь, что у тебя одна из последних ракит нашего района. Раньше много не было, а теперь и совсем не стало. А мы с женой тебе подберём ещё чего-нибудь экзотически-районированное!» Оказалось, он говорил о том самом вихрастом дереве! Конечно, я не могла ему отказать!
После ухода гостя, я залезла в интернет.
Оказалось, что то, что растёт у меня в виде жёлтого украшения – слабая коллекция эхиноцеи-рудбекии! А вот людям известны более 300 сортов-разновидностей!
Родина моих золотых солнц – Южная и Северная Америка, а название своё они получили благодаря шведскому ботанику Олофу Рудбеку, который доказал, что эти цветы имеют право на отдельную полочку в ботаническом шкафу.
Мои познания расширились тем фактом, что рудбекии могут быть и однолетними растениями!
А какое разнообразие красок! От белой до коричневой! От голубой до пурпурной! Но чаще всего, конечно, золотисто-солнечная!
И очень мне понравилось, что почти во всех названиях этой эхиноцеи присутствует слово «Gold» - «золото»; Juligold, Goldbal, Goldsturm, Goldfountain, Goldwalts, Goldsource.
Название «Золотой вальс» (Goldwalts) мне особенно понравилось, от одного только словосочетания от этого солнечного богатства становится теплее, а в голове сами по себе всплывают строки: «На ковре из жёлтых листьев в платьице простом, из подаренного ветром крепдешина…»
